Жизнь общества Шаман описывает очень своеобразно. Например, он говорит, что с 2000 по 2004 жил в «темной полосе». Термин, насколько я понял, характеризует какой-то глобальный переменный процесс (темные и светлые полосы) в жизни общества.
— Почему «темная полоса»?
— Приходя в город через много лет, попадаю в светлую или темную полосы.
— Связано с уровнем жизни, порядка?
— С доминированием темных или светлых групп людей.
— Ну, отличить темные от светлых иногда очень трудно.
— Почему так думаешь?
— Нет критерия. Ни одежда, ни должности, ни уровень разговоров помочь не могут.
— Часто люди не замечают различий из-за их простоты.
— Есть простой критерий?
— Посмотри на наиболее успешных и пойми, почему считаются успешными.
— В разных группах разные критерии успешности.
— Есть общий один.
— Какой?
— Устремление к духовности или к свинье.
— Как это «к свинье»?
— При устремлении к свинье успешными считается те, кто комфортнее живет, слаще жрет и трахается.
— Да, даже и во многих властных структурах так.
— Но даже самым крутым не угнаться за хряком среди свинок в теплом хлеву.
— А почему «устремление»?
— За «победы» в жизненной гонке положен приз — достижение идеала в следующей. Индийцы называют это кармическим перевоплощением. Такие «победители» вновь родятся свиньями.
— Они же не хотят свиньями.
— Человек реально хочет не то, что он об этом думает, а то, что проявляется в его делах и поступках. По делам и по жизни его.
— А сейчас какая полоса?
— Светает.
08.11.97
В вопросах Шамана о Москве, Санкт-Петербурге, Риге и других городах чувствуется наличие своеобразной системы. Например, рассказы о проверке документов в Москве он слушал, зевая, а о магнитных картах долго расспрашивал и был недоволен неполнотой ответов; вопрос о ценах он считал несущественным, а то, что в метро стало меньше красивых женщин — очень существенным. Мою версию о том, что красивые женщины пересели в автомобили, он одобрил, а версию о конкуренции как основе ценообразования — высмеял. Его высокий уровень социальной компетентности при отшельническом образе жизни удивлял меня.
— У тебя есть паспорт?
— Спрятан возле города.
— Откуда?
— Море и горы дают все. Когда я нашел этот паспорт, его владельцу уже нельзя было помочь.
— А настоящий?
— Настоящие документы давно истлели.
— Ты где-то прописан?
— Зарегистрирован.
— Как это делаешь?
— В следующий раз ты немного поможешь мне и узнаешь.
— Как можешь знать, не бывая в городе?
— Знаю города также хорошо, как море или горы.
— Откуда?
— Я прожил в городах много дольше тебя и еще собираюсь жить в них.
— Как давно начал так жить?
— Сослали меня в Якутию еще как правого эсера. Я сразу ушел на Восток, к океану.
— Сам?
— Договорился с Фогельманом для работы в его группе.
— Но и здесь люди жили: Охотск, Ола, Гижига, Марково...
— И здесь достали. В двадцатых я имел бартер с японскими компаниями.
— Здесь были тогда японские компании?
— Пытались торговать и работать.
— Не помнишь какие?
— Чите-Шока, помню. Потом по именам владельцев шхун помню — Танака, Юзара, Кумакици. Смотри-ка, забыл некоторых.
— При Сталине тебе это, конечно, припомнили?
— При Дальстрое, вылечил одного старого несчастного особиста. Он сказал, что грозит за этот бартер.
— Что он сказал?
— Что на «Генри Ривере» везут «мое дело» с приговором.
— Он был прав?
— Компаньоны, которые не решились уйти, умерли в лагерях.
— Может они, действительно могли сообщить японцам что-либо стратегически важное?
— Конечно. Здесь была целая рота медведей и дивизия зайцев.
— Как ты ушел?
— На юг, потом на запад по Охотскому тракту. Советские им уже мало пользовались. В Олекминске купил документы.
— Что ты брал у японцев?
— Все. Даже купил жену.
— Японскую?
— Тогда это было обычно.
— Именно купил?
— Я попросил, и через год мне привезли девушку.
— Много привозили японских девушек?
— В восемнадцатом—девятнадцатом веках японцы, китайцы, корейцы, американцы постоянно кого-нибудь привозили и увозили.
— А русские?
— Русских, конечно, было больше. Они с пятнадцатого века приходили по суше всем отрядом или караваном, а не единицы, как с кораблей.
— Что стало с той японской девушкой?
— На следующий год отправил домой. Им очень плохо здесь зимой.
— У вас был ребенок?
— Нет. Быстро понял, что придется отправить. Боялся, что зиму не переживет.
09.11.97
Собираюсь в город. Нужно сделать крюк от землянки Шамана к моему домику, забрать паспорт и в нем деньги на дорогу. Из леса иногда выходишь в таком виде, что могут и спросить документы. Шофера на этом участке трассы рассказывают друг другу обо мне всякие мифы: «На тысячу километров ни одного поселка, и мужик пеший на дороге голосует»... И выдумки всякие. Это неплохо. Предупреждены, не боятся, подсаживают. Со своей стороны, стараюсь поддерживать хорошие отношения: когда проставлюсь, когда с мелким ремонтом договорюсь и заплачу... Здесь важны не деньги, важно, что человек стремится быть благодарным.
Все же досадую немного, что не взял паспорт, когда пошел к Шаману. О паспорте на побережье не думаешь, как о вещи из другой жизни. Вспомнил вчерашний разговор с Шаманом.
— Ты захоронил труп, у которого взял паспорт?
— С понятием. И крест поставил. Хотя не вижу в этом смысла.
— Зачем тогда?
— На нем крестик. Возможно, верующий.
— Не понимаю. Ему уже было все равно, для тебя бессмысленно. Зачем?
— Ему — не все равно. Для него есть смысл.
— Но он же был мертв, когда ты его нашел.
— Тело мертво, но при чем здесь смысл?
Несколько секунд мы молча смотрели друг другу в глаза, и я решил изменить вопрос.
— Зачем тебе его смысл? Ты поступил социально?
— Нет. Просто выполнил договор.
— Какой еще договор?
— Я взял у него паспорт и похоронил его так, как ему бы хотелось.
— Я что-то не понял в сути договора?
— Другими словами: отдал несколько своих действий его смыслу. В благодарность за паспорт. Это просто кратковременное сотрудничество.
— Может быть, нужно было сообщить родне.
— Кто я такой, чтобы отнимать у людей надежду.
12.06.05
В такие яркие дни море синее-синее. Гораздо синее южных морей. Холодно, и не разводится столько всяких микроорганизмов. Чистое преломление света. Тот, кто привыкает к чистым цветам, звукам и энергиям, в городе начинает нестерпимо скучать по ним. Человека тянет на побережье, в горы, в тундру, хотя он не всегда осознает — почему. Я привык, и мне трудно без моих регулярных переходов. Шаман привык, конечно, еще больше, но легко прожил, не выезжая, три года в городе.
— Как начинаешь приспособление к городу?
— Сначала как все — ищу временное жилье.
— А не как все?
— Смотрю ночью небо над освещенной площадью или улицей.
— Что там?
— На грани электрического света и тьмы можно иногда заметить трепетание энергетических существ.
— Это кто?
— Еще нет названия на языке людей, но они определяют энергетику города, его ритм.
— Появляются по вечерам?
— Есть всегда, но так их легче заметить.
— Что делаешь с ними?
— Наблюдая их, воспринимаю ритм и гармонию города.
— А взаимодействовать можно?
— Они живые и осознают себя, но практика взаимодействия тебе пока не нужна.
— Почему?
— Ты боишься и будешь напрягаться — воспримут тебя враждебно.
— Люди знают про них?
— Многие горожане чувствуют.
— Как?
— Иногда вечером, ночью или рано утром видят улицы особенно прекрасными или особенно жестокими.
— Да, и со мной бывало.
— В это время люди видят на грани света и тьмы энергетические существа города.
— Почему же не осознают?
— Вместе с осознанием приходит тревога. Существа [раздражаются] и удаляются. Для человека это как будто «вдруг» пропала красота или смысл.
— Так они разные?
— Естественно.
26.09.04
Встретились с Шаманом в Москве в огромном стекло-бетонно-пластиковом здании, напоминавшем Пентагон. Он приехал по своим делам. Говорили на ходу. Между прочим, Шаман сказал, что впервые здесь и пару раз спрашивал встречных о расположении нужных офисов в здании. Минуты через три я полностью потерял ориентировку среди многочисленных запутанных коридоров, переходов, спусков и подъемов и просто ходил за Шаманом. Он же, наоборот, стал прекрасно ориентироваться, и уже к нему стали обращаться за помощью встречные, ищущие входы, выходы или лифты. После очередной четкой инструкции Шамана, объяснившего женщине: «Направо до конца, там прямо по единственному коридору и в торце вниз», я поинтересовался.
— Так ты уже бывал здесь?
— Сказал же, нет.
— А как ориентируешься?
— В Москве, в общем, легче, чем на побережье. Особенно, если там густой туман.
— Но конкретно в этом здании.
— Здесь много дел. Поэтому я сначала объехал здание, запомнил деревья, щиты, другие дома. Теперь достаточно взглянуть в окно, чтобы понять, где мы находимся.
— Долго, непривычно.
— Первый раз долго. Через несколько раз — мгновенно.
— Есть еще признаки, закономерности?
— Конечно. Как и у местности.
— Какие?
— Между хребтами всегда речка или ручей, внизу растительность гуще, чаще лиственные...
— Нет, признаки зданий.
— Лифты привязаны к опорным линиям, в торцах фрагментов всегда лестницы, туалеты, как правило, у входов и у запасных лестниц, если коридор перекрыт, то на этаж выше или ниже почти всегда переход. Это уже пожарники требуют. Поброди полдня по незнакомым московским зданиям и вокруг, увидишь кучу признаков. На всю жизнь научишься.
Начало.
Отрывок из книги
Владимир Серкин «Шаманский лес»
Источник: http://ezotera.ariom.ru/2017/04/25/serkin.html
